Голливудская элегия. «Однажды в… Голливуде». IX-й фильм Тарантино

Бежевый кадиллак, злые хиппи и феноменальный (как всегда) ДиКаприо. В российских кинотеатрах с успехом идет последний фильм Квентина Тарантино. «Однажды… в Голливуде».

Название «Once upon a time…in Hollywood» не единственное, что связывает девятый фильм Квентина Тарантино с последним шедевром Серджо Леоне («Once upon a time in America»). Обе картины представляют собой определенное размышление на благородную тему «конца прекрасной эпохи». И если Леоне отпускал в вечность гангстерскую романтику, то Тарантино – по-своему элегично прощается с вестернами и «свободной» Америкой 60-х, навеки олицетворенной в слове Голливуд. Своим «Once upon a time…» Тарантино говорит, что его фильм – сказка. Обстоятельство места, данное через таинственное многоточие, только усиливает эффект бегства в миф. Голливуд и так весьма зыбкий топографический маркер; ведь трудно всерьез допустить, что там кто-то может жить – где-то на границе реальности и сияния кинопроектора… и кто эти живущие там: настоящие люди или ходячие фантазмы?.. Название фильма – одновременно и дисклеймер, и метафора: всего, что зритель увидит, на самом деле не было – то есть, может, и было, но факт совпадения с жизнью важен не столько сам по себе, сколько данный нам в формулах памяти.

Тарантино и на этот раз откровенно заигрывает не только с жанрами и образами масскульта, но и с подтекстами, смыслами и символами. В целом ни в чем не изменяя самому себе, культовый режиссер не то успокаивается постепенно и находит какую-то подспудно мудрствующую интонацию, не то выходит на новый уровень своего любимого китча.

Известно, что в мастерстве художественного троллинга Тарантино нет равных (кроме разве что Ларса фон Триера). Он изъясняется не прямым текстом, а языком заимствований и пародий. Собственный культ он породил особыми отношениями со сценарием, точнее – Сценарием, феноменом, который сам по себе живет во времени, культуре (и субкультуре). Тарантино слишком хорошо знает, как работает кино. Каждый его фильм парадоксально балансирует на границе пошлости и пафоса, фарса и драмы. Может, оттого и возникает редкий реанимирующий эффект его картин, где тонны хлещущей крови, выбитых зубов и оторванных конечностей больше смешны, чем отвратительны. Тарантино не выходит за пределы Кино, наоборот, всеми силами остается в поле вымысла – свойство для современного кино явно не трендовое. Но Тарантино и не гонится за модой, ему достаточно вполне осознаваемой роли живого классика.

«Однажды… в Голливуде» – первая картина, сюжет которой написан по следам реальной истории. Жуткая трагедия Романа Полански, чью беременную жену вместе с четырьмя другими людьми зверски убили члены «семьи» Чарльза Мэнсона, подробно воссоздана в основных персонажах, времени и месте действия. Однако, чем дальше разворачивается действие, тем очевиднее, что картина про что угодно, но не про резню на Сьело Драйв 10050. История убийства Шерон Тейт разворачивается в логике долгого эпоса, параллельно с историей стареющих киношников, через флеш-беки, искусственные замедления и ускорения сюжета. Зерно картины составляет сама прихотливая манера рассказа, а катастрофа, которую ждет осведомленный зритель, вывернута ровно наоборот: убийцы наказаны (да, очень жестоко), несостоявшиеся жертвы стали героями. Перед нами очередной апокриф Тарантино a la «Бесславные ублюдки», сказка – причем не литературная, а устная, та которую рассказывают детям, наивно сымпровизированным хеппи-эндом уберегая их от всякого негатива. Не в этом ли исторически сложившаяся миссия Голливуда и кино вообще? Тарантино только лишний раз указал на разницу между fiction’ом и бытием, у которых принципиально разные функции. С одной стороны, в том, что делает Тарантино, видится опасное заигрывание с болезненной человеческой памятью, но с другой – как ещё можно было языком игрового кино рассказать о трагедии, родственники жертв которой (и некоторые убийцы) до сих пор живы? Да и о трагедии ли речь? Протагонист тут, скорее, время, маркированное рок-н-ролльной пестротой и звучанием поздних 60-х и отмеряемое количеством выпитого и выкуренного и выходом серий «ФБР».

Главный жанровый жанровый стержень «Однажды…в Голливуде» определить весьма затруднительно по той причине, что фильм представляет из себя лоскутное одеяло или калейдоскоп из всего того, чем когда-либо болел Тарантино. Как и всегда, он переплавляет и профанирует исторические шаблоны американского кино. Внутри распространенного голливудского сюжета о карьерной драме одного актера, вестерн-премьера Рика Далтона (Леонардо ДиКаприо) развивается новоголливудская традиция «приятельских» фильмов (buddy movie), где в центре дуэт закадычных друзей (одновременно хозяина и слуги): самого Далтона и его каскадера Клиффа Бута (Бред Питт). Их перемещения внутри Лос-Анджелеса на бежевом кадиллаке – и документ времени, и символ ностальгии – воскрешают мотивы роуд-муви. Вестерн представлен как в виде многочисленных цитат, так и некоего пространства-времени, в котором провели большую часть Далтон и Бут. Не разработанный мотив прошлой вины Клиффа Бута, убившего когда-то свою жену, отсылает к общим местам неонуара. Драка Клиффа с Брюсом Ли – что-то из фильмов с Брюсом Ли. В конце псевдо-документалистика сменяется триллером (тоже, в общем, псевдо), который в свою очередь переходит в любимую тарантиновскую «резню», неожиданно вторгающуюся в относительную безмятежность рассказа.

Рассыпаясь на цитаты, реальные и вымышленные картины, сериалы и музыку 50-60-х годов, «Однажды…в Голливуде» неспешно развивается в русле своего номинального сюжета. Кажется, что фильмом движет бесконечное дежавю и ностальгия, где вместе с всеобщим кинонаследием Тарантино в очередной раз вспоминает и о себе. Горящие нацисты, бешенная езда на большой олдскульной машине, рассказ о съемках в пилоте и т.д. – можно насобирать массу отсылок ко всем восьми его (на самом деле больше) предыдущим фильмам.

Сам язык картины несколько эклектичен, даже по меркам Тарантино, и местами «как бы» произволен. То вдруг – монтаж в одном кадре (как неожиданная попытка Годара), то – саспенсная съемка по нижнему плану шагающих ног, когда герой просто перешел от одной стены к другой; откуда ни возьмись появляется закадровый текст или смешная инфографика. Этот искусственный киноязык на этот раз как бы имитирует свои прошлые формы, играет в себя, не обязанный оправдывать визуальную целесообразность.

Заигрывая со временем, фильм и внутри себя строит систему отражений. Повторяющиеся планы и отдельные сцены «манерно» разбросаны по хронометражу. Так, например, триумфальный «въезд» Романа Поланского и Шерон Тейт в Голливуд в начале фильма продублирован возвращением Рика Далтона из римских гастролей с женой-итальянкой. Относится это и к персонажам: характерно задуманным типажам. Далтон – актер, обреченный на забвение или в лучшем случае на память маньяков видеопроката (таких, как сам Тарантино) – обратная сторона Клиффа Бута, неустроенного каскадера, ноунейма, который и при жизни лишь тень Далтона. При этом комичная раздвоенность Далтона – в жизни стареющего алкоголика-неврастеника, а на экране бравого ковбоя – оттеняется простоватой цельностью и самцовым витализмом его кино-двойника. В мире ходячих продуктов масскульта герой Бреда Питта – человек неиграющий, чем и объясняется его профессиональная невостребованность. Однако и его монолитность скроена из признаков героического стандарта: уж слишком крут Клифф Бут, жанрово крут – он тоже фантом.

Славный почерк Тарантино – каждый отдельный эпизод смотрится самостоятельным произведением. Например, один из лучших – эпизод в лагере хиппи. «Семья» Чарли Мэнсона обитает на ранчо, когда-то бывшем съемочной площадкой фильмов о Диком Западе. Самого Мэнсона нет, как нет и откровенных признаков сектантства, но блаженные порядки общения внутри этой маргинальной общины выдают сокрытую в её недрах жуть. При этом «новые апостолы» изображены иронично, главным образом, на фоне «нормального» Клиффа, случайно оказавшегося среди них и решившего навестить старого друга – хозяина ранчо, попавшего в дурманный плен к хиппи. Действие эпизода напряжено в логике вестерна (который в 69-м доживал свой век), точнее, основных его клише: герой приезжает в некий город, конфликтует с кем-то из местных и, как правило, убивает его (тут – лишь смачно разбивает лицо). Случайное происшествие на ранчо Спэна неожиданно рисует картину изуродованного прошлого как такового. Больше ненужное здание салуна, останки машин; хиппи – не те романтики, которые за мир, а кучка ненормальных, перегнивающих в собственных маргиналиях; старик-хозяин, забывший всю свою жизнь, и не нашедший ностальгии Клифф.

60-е бесконечно устарели. Реконструируя воздух «старой-доброй» архаики, Тарантино укореняет её в собственной герметичности – в вечном once upon a time. Музыка, реальные и вымышленные отрывки кино – реликты, оставшиеся от времен «Лета любви», Вудстока и власти старых киностудий – перенасыщают «Однажды в Голливуде». Персонажи, живущие в этой среде, сами выглядят на половину эксгумированными, на половину вымышленными. Тарантино предлагает непринужденно посмеяться, попереживать музейным экспонатам, аттракционам и грезам минувшего а, может, никогда и не существовавшего. Он не прокладывает мост между временами, а, наоборот, рушит его. «Беспардонно» подделывая историю убийства Шерон Тейт, он тем самым переводит её, а вместе с ней и всю эпоху, в план фантазии по мотивам реальности. 60-е, увиденные в момент завершения, предстают в некотором надломе, в зеркале которого реальность кажется столь же невозможной, как и вымысел.

Ключевой эпизод фильма – пробы Рика Далтона на роль в очередном вестерне. Теперь он в роли антагониста, непривычный грим скрывает премьерскую фактуру молодых лет; восьмилетняя актриса на площадке демонстрирует большую профессиональную ответственность, чем ветеран Далтон; алкоголизм сказывается на способности запоминать текст; в судьбе стареющего ковбоя из карманной книжки Рик со слезами узнает самого себя. Но именно в момент полного осознания кризиса Далтон выдает игру небывалого вдохновения (сцена – явная аллюзия на искрометную репризу мистера Кэнди из «Джанго»), удостаивается похвалы режиссера и своей юной партнерши. Так, Рик Далтон сыграл, возможно, лучшие пять минут в своей жизни. Дальше были спагетти-вестерны, самолюбование в сериале ФБР, виски и спокойное угасание в обществе жены, сменившей верного Клиффа. Внезапная актерская трансценденция так и остается случайной лебединой песнью. В старом мире жестокой индустрии каждому отмерено по его амплуа, шире – по объемам тщеславия. Рик Далтон пытается удержаться на плаву, по сути, вцепившись в свое прошлое (не случайно его домашняя парковка находится на фоне постера с его лицом). Как и Шерон Тейт (Марго Робби), которая идет смотреть в кино «Команду разрушителей» со своим участием. Кем бы она была, сложись история по версии «Однажды… в Голливуде» – как будто жестоко намекает Тарантино?

«Однажды…в Голливуде» – фильм чуть другого Тарантино…или играющего в другого себя. Нельзя не отметить, что в какой-то степени он сделан на «дивиденды» от прошлых заслуг. Здесь Тарантино эксплуатирует собственную культовость, но делает это с честным концептуальным намерением. Не случайно, выход фильма, сопровождался заявлениями режиссера о завершении карьеры. «Однажды в Голливуде», строго говоря – опыт самонаблюдения. Нет здесь свойственного Тарантино буйства стиля, ибо нечего уже доказывать и эпатировать. Линейная в целом наррация, минимум картинного насилия, практически полное отсутствие знаменитых диалогов и монологов – фильм как будто «старит» своего именитого создателя.

Всякое хорошее кино, прежде всего, о кино. Одна из ночных убийц, приехавших к «дому, где раньше жил Терри Мэлчер», делится открытым ей под ЛСД высоким мотивом грядущей казни: «мы идём убивать людей, научивших нас насилию». Колоритная месть убийцам свершается по законам кино – одновременно ужасно и смешно – эмоциональный синтез, возможный только на экране. Это запоздалая месть кино, в том числе, самому себе и той эпохе, что сама себя доконала обещаниями новых времен и безграничной свободы и самолюбованием. В расширенной вселенной Тарантино всегда витает дух античного рока, соединяющего случайные события, определяющего рамки добра и зла. В то же время для него рок – категория поэтики, возможная лишь в fiction.

***

В роли Рика Далтона – Леонардо ДиКаприо. То, что он выдающийся актер – и так известно. Здесь Тарантино отвел ему в определенном смысле рефлексивную роль – роль играющего актера – в иерархии актерских сверхзадач самую элитную, с чем ДиКаприо справляется ожидаемо превосходно…