Вениамин Фильштинский: "Станиславский – главная фигура в театральном процессе"

26 января в пресс-центре ТАСС состоялась онлайн конференция, посвященная премьере фильма «Станиславский. Жажда жизни».

Над документальной картиной о реформаторе российского театра работали режиссер Юлия Бобкова, продюсер Алексей Тельнов. В фильме приняли участие современные режиссеры театра и кино: Кирилл Серебренников, Кэти Митчелл, Лев Додин и другие. Они рассказывают, как метод Станиславского продолжает влиять на актуальные процессы в театре и кино. Каждый из режиссёров находит своё отражение в зеркале гения и частицу его духа.

Одним из участников беседы стал режиссёр, педагог, профессор, заведующий кафедрой актёрского мастерства и режиссуры СПГАТИ, Вениамин Фильштинский.

Zond: Существует расхожее мнение, что система Станиславского нужна для посредственных актеров, тогда как хорошие в нее не умещаются.

Вениамин Фильштинский: Это заблуждение. Он неоднократно говорил, что она нужна для талантливых людей, и что посредственному, малоодаренному актеру ничего не поможет. Правда, он одновременно говорил, что для гениев она не нужна для гениев.

Я тоже не очень люблю выражение «система Станиславского». В слове «система» есть нечто механическое, мол, если наладишь все гайки, то она будет работать, как инструкция к пылесосу. Но вообще это слово употреблялось. Поэтому я говорю всегда: «система взглядов Станиславского» или «учение Станиславского».

Мировая практика показывает, что система взглядов Станиславского и ее версии нашли даже большее применение в кино, нежели в театре. Увидит ли мир еще тот театр, для которого работал КС?

Нет, я так не считаю. Правда, сейчас у меня на кафедре даже есть один курс, который ведет как бы кинорежиссер. Они пытаются подчеркнуто говорить о том, что киноартист – это особая профессия. Но вот практика моей мастерской, где, простите, учились и Хабенский, и Пореченков, и Ксения Раппопорт, и Илья Шикунов и т.д., показывает, что артист должен быть выучен, обучен и сформирован, как живой артист. Тогда он в кино освоится достаточно быстро. Поэтому я не думаю, что: «Ах, вот артист, он подходит для кино больше, чем для театра!». Я эту точку зрения не разделяю. Хотя есть, в частности, американские ученики Станиславского, которых обучал эмигрировавший в 20-ые годы Болеславский1. Есть крупнейшие деятели педагогики, например, Ли Страсберг, которые особо пригодились в кино. Но они и в театре хороши.

Русский театр XX-го века, несмотря на идеологические особенности, формировался под воздействием нескольких систем, в том числе таких гениев, как Вахтангова, Мейерхольда, Чехова. Считаете ли вы, что система Станиславского – главный отечественный режиссерский бренд?

Да, я считаю, что Станиславский – это главная фигура в театральном процессе. Потому что Михаил Чехов был практически учеником Станиславского. Он так себя, как сейчас говорят, и позиционировал. Гениальный ученик, поэтому у него были свои примечания. Они иногда даже спорили со Станиславским. Как-то они в Берлине встретились и в берлинском каком-то ресторане сидели много часов. Там были свои нюансы. Но, конечно, он ученик Станиславского. Станиславский важнее.

Что касается Мейерхольда, то Мейерхольд говорил, что он ученик Станиславского. Я в этом убежден, при всем моем уважении к Михаилу Чехову, к Всеволоду Эмильевичу.

1 русский и американский актёр польского происхождения, режиссёр, преподаватель актёрского мастерства. С 1908 года играл в Художественном театре; один из основателей 1-й студии МХТ. В 1922-м году после гастролей МХТ в США не стал возвращаться в Москву. Основатель «Лабораторного театра» в Нью-Йорке (American Laboratory Theatre).