Наталья Мещанинова. Сценарист с большим градусом доверия.

Наталья Мещанинова – сценарист и режиссер, новое имя в российском кинематографе. Широкой публике стала известна после успешного проката фильма «Аритмия». Он получил не только зрительское признание, но и был высоко оценен профессионалами. «Взял» пять призов на ХXXI кинопремии Ника, до этого получил «Золотого орла». А еще раньше – призы на прошлогоднем Кинотавре и нескольких международных фестивалях. 2 июня в Сочи открывается 29-й Кинотавр. И на нем – два фильма, в создании которых участвовала Наталья Мещанинова. Она автор сценария «Войны Анны» (режиссер Алексей Федорченко) и режиссер, и автор сценария картины «Сердце мира». Об «Аритмии» и других своих работах Наталья рассказала нашему обозревателю Людмиле Привизенцевой.

«Аритмия» ведь не первая ваша сценарная работа для полнометражного кино?

До того я написала сценарий для своего фильма «Комбинат «Надежда» и для «Еще один год» режиссера Оксаны Бычковой. Она мне позвонила и сказала, что нужно срочно за три недели написать сценарий. На тот момент я была на восьмом месяце беременности. С беременным человеком может все что угодно произойти. Я сказала, что боюсь куда-то влипать, боюсь подвести. С беременным человеком может все что угодно произойти. И мы позвали Любовь Мульменко как соавтора, потому что без Любы я бы не справилась. И мы и правда написали за три недели сценарий. Как это вышло, я не очень понимаю до сих пор.

Может помогло то, что сценарий написан по мотивам пьесы Александра Володина «С любимыми не расставайтесь»? В конце 70-х по ней уже был снят фильм с Александром Абдуловым и Ириной Алферовой..?

Я прочитала пьесу, а фильм я не стала смотреть сознательно, чтобы его не начать учитывать. Оксана хотела слегка коснуться материала Володина и создать на его основе что-то свое. Мы не ставили задачей делать какой-то яркий, громкий фильм – аттракцион. Делали тихое, вроде необязательное кино, практически интимное. У нас не было времени на изобретение отношений, поэтому мы все несли из дома – из своих предыдущих и нынешних отношений. И с той поры получилось, что я – автор сценариев.

От советского кинематографа осталось много таких камерных, интимных фильмов, вроде бы незамысловатых, но очень тонких психологически, с чудесными актерскими работами. Вот «Аритмия», на мой взгляд, тоже из разряда кино, которого у нас давно не делают. Это «производственная» тема, презрительно осмеянная и радостно забытая. Прошло время, и о ней вспомнили.

Да, «Аритмия» – производственная драма. Мы правда не стремились создать какую-то социально значимую драму, все-таки это частная история. Борис Хлебников пришел с идеей, давай напишем про людей, которые разводятся. Я говорю: «Слушай, я только что написала про людей, которые развелись!». Он говорит: «Вот они разводятся, но вынуждены жить вместе, потому что у них нет квартиры». Дальше мне очень интересно было поработать с Борей. Задумались про персонаж, поняли, без профессии он не получится. Ну нет людей без профессии. Снято множество фильмов, где главный герой – некий условный офис-менеджер, или еще кто-то. Он существует в очень условном пространстве, в очень условной квартире живет. А нам хотелось, чтобы это был конкретный человек. Полгода общались с врачами Скорой помощи, чтобы понять, как они разговаривают, о чем. Для меня важны все подробности. Они отличают людей друг от друга, я из своего мозга не могу достать столько характеров и речевых подробностей. Я брала камеру и шла просто снимать этот незнакомый мне мир. Потом вписывала его в сценарий.

А материал к сценарию своего фильму «Комбинат «Надежда» где собирали?

Я писала, не особо понимая законы драматургии, по наитию. И в результате, когда уже снимали, поняла, что многое должно складываться иначе просто по логике развития событий. И мы все меняли, конец в том числе.

Получился как бы документальный фильм про жизнь в Норильске. В нем играют профессиональные актеры, а зритель думает, что это реальные норильчане. Откуда взялось название?

Сложные связи с названием. В Норильске есть завод с названием «Надежда». Территория завода на трассе обозначена знаками населенного пункта. Въезжаешь на территорию – видишь знак «Надежда», выезжаешь – видишь перечеркнутый знак «Надежда». Такой плакат был бы неплохой, лобовой. И значение слова «надежда» перекликается с линией героини, которая хочет вырваться из города. И, честно говоря, это название придумала не я, а Ваня Угаров, который помогал мне сначала придумывать сюжет. И ничего мы лучше не нашли. Так и оставили. Это название про многое.

«Комбинат «Надежда» не пошел на широкие экраны, потому что в нем много нецензурной лексики. Ее использование и в кино, и в театре, и в литературе –больной вопрос. Каждый автор по-разному выкручивается. Вы решили не идти ни на какие компромиссы?

История такая: когда я монтировала кино, то выбирала лучшие дубли по постановке камеры, по работе актеров, не по критерию – есть там мат или нет. Наличие или отсутствие нецензурной лексики совершенно не учитывалось. Для героев моего фильма мат – это глаголы, существительные и прилагательные, а не просто междометия. И «запикать» эти слова не получается, потому что они – не выразительное средство речи, а сама речь. И для меня было принципиально настоять на способе рассказа таким языком. Ну а прокатное удостоверение нам вряд ли бы дали, даже если бы мы «причесали» речь героев, потому что у нас есть сцена, и она ключевая, где превозносится преимущество травокурения перед алкоголем.

Но в итоге у фильма нет прокатного удостоверения. Он не шел в кинотеатрах. Некоторое время ждали, что появится вторая версия фильма, без мата…

Ее можно сделать и до сих пор. Но надо иметь деньги на новую цветокоррекцию, звук. И чтобы их вложить, надо понимать, куда ты эту версию денешь, как ты ее будешь презентовать. У моих продюсеров была идея перемонтажа для телевидения, но я не очень понимаю, зачем это делать, и какой канал все же сможет у себя показать картину.

В общем-то фильм сделал свое дело – прозвучал, состоялся. Это громкий дебют …

Я уверена, чтобы заявиться, нужно снять громкий дебют. В плане премий, фестивалей оценки критиков «Комбинат «Надежда» выстрелил. Мы с ним много поездили. Получили Главный приз на фестивале в Вильнюсе, потом «Белого слона» за лучший дебют и еще «Голос» от молодых кинокритиков. Наверное, благодаря этому, ко мне сейчас высокий градус доверия, как мне кажется. И со вторым фильмом легче. А «Комбинат» живет своей жизнью, как и должен.

Для такого прорыва надо серьезно собраться. С чего начался путь в кино?

Жила в Краснодаре, закончила Краснодарский университет. Работала на телевидении. Мне это осточертело, я в принципе хотела заниматься кино. Для меня не было такого очень уж четкого разделения на документальное и художественное кино. Документальное кино, которое делается на телевидении, – это для меня не кино. Все что угодно: репортаж, но не кино. И так случилось, что я узнала про школу Марины Разбежкиной, и мне показалось, это страшно интересно: подобного рода способы работать с реальностью, с материалом, методом наблюдения узнавать человека. Я как-то интуитивно для себя решила, что мне это очень нужно. Но я люблю находиться в поле эксперимента. И мне в какой-то момент страстно захотелось попробовать себя в игровом кино.

«Комбинат Надежда» – еще и отчасти ваша рефлексия на период жизни, когда вы стремились вырваться из Краснодара. Почему? Краснодар же – не Норильск?!

Во мне накопилась большая ярость. В фильме она отражена. А есть она или нет – не зависит от места, откуда хочешь уехать. Мне надо было вырваться, чтобы заиметь право на свою собственную жизнь, потому что мне в этом отказывали мои близкие. Я с кровью отрывалась. Мне пришлось сделать больно некоторым, прям по головам проехаться.

Об этом вы писали и в рассказах, которые недавно вышли отдельной книгой, а до того публиковались в журналах. Они меня поразили степенью откровенности… Я бы так не смогла.

Скажем так, эта была для меня потребность, чтобы перестать рефлексировать насчет своего прошлого. И особенно отношений с матерью. Когда в себе эту тайну хранишь, не понятно, что с ней делать, как от нее избавиться. Либо это путь в дурку, либо путь к психотерапевту, либо еще куда-то. Когда тебя мучают кошмары, и ты не можешь спать, и ты не можешь спокойно разговаривать с матерью, а начинаешь со второй минуты на нее орать. Не потому, что сейчас что-то не так, а потому что где-то там осталось что-то.

Помогло?

Моя тайна перестала быть большой и значительной. Перестала кипеть в каком-то котле внутри меня. Я как-то очень спокойно стала к прошлому относиться, гораздо терпимее. Ну вот было так, вокруг меня были такие люди. И я ничего не могу с этим сделать, кроме как о них рассказать. Я старалась избегать обвинительной интонации, просто транслировала события, свои чувства. Теперь я могу гораздо спокойнее разговаривать с матерью. Она, кстати, не читала мои рассказы.

«Комбинат «Надежда» и «Аритмия» – это разные фильмы. Второй – вполне традиционный …

Это понятно, потому что у Бори есть свой почерк. Он тоже куда-то движется и изменяется со временем. В новом моем фильме тоже была попытка существовать с абсолютно документальной тканью, при этом выстраивая художественный образ. Там и камера иначе работает, и ритмически все иначе устроено. Все-таки есть некая условность, надстроечка над реальностью, при том, что и реальность тоже есть. Там больше приходится балансировать. В «Комбинате» все по жестким правилам выстроено, и нужно было их соблюдать. И они прям видны – эти правила. А в новом фильме вопрос баланса, наверное, самый большой: как не скатиться ни туда, ни туда?

А второй фильм «Сердце мира», где вы – и сценарист, и режиссер, выстроен по каким принципам?

Он – тоже далеко не «Комбинат «Надежда», где все выстроено по жестким правилам документального кино. В «Сердце мира» и камера иначе работает, и ритмически все иначе устроено. Больше художественной условности – надстройки над реальностью, при том, что и реальность тоже жестко отслеживается. И мне сильнее приходится балансировать, чтобы выстроить придуманную историю в почти реальном мире. Есть азарт, удастся пройти по этой грани или нет. А совсем выдуманная игровая форма?... Я пока не хочу и не умею ее делать.

Про что «Сердце мира»?

Место действия – притравочная станция, где тренируют собак на охоту. Там живут собаки, лисы, еще барсуки и олени. Владельцы собак приводят своих подопечных, инструктор выпускает зверя, и собака идет за ним по следу, догоняет, кусает, ловит. Животное убегает, его снова выслеживают. Специальные люди за этим наблюдают, если дело заходит совсем далеко, разнимают. Ну и укусы надо лечить. Герой фильма работает ветеринаром. История про него, про его ненужность, сиротливость, поиск дома и семьи, которых у него не было. Про его какую-то неспособность любить. И большую потребность в любви. 

И герой находит, что искал? Или как во всех других ваших «историях», рассказанных с экранах, включая «Аритмию», повествование обрывается, и зрители должны гадать, а что же дальше?

Я в детстве ненавидела открытые финалы. И не могла согласиться с режиссером, который мне не показывает, чем же все закончилось. Но сейчас я понимаю, что кино только так и может заканчиваться, если оно взрослое, а не сказка. Пока идет жизнь, все возможно. В новом фильме тоже открытый финал. Но конец «Сердца мира» больше похож на хэппи энд. Жизнь героя дальше уходит за тиры. И понятно, что впереди большая совместная работа всех персонажей по налаживанию отношений. И в «Комбинате «Надежда» тоже самое: героиня улетает в Москву. А в «Аритмии» Олег едет на новый вызов... А дальше – кто что себе напридумывает.

Все с нетерпением ждут фильм Алексея Федорченко «Война Анны», к которому вы написали сценарий. Кино во всех смыслах необычное.

Алексей пришел с историей про девочку Анну, которая два года жила в камине комендатуры в оккупированном российском городе. Днем сидела в камине, а ночью бродила по комнатам. История из ЖЖ, там она преподнесена как реальная. Какой-то парень написал, что общался с этой Анной в старости. И она ему все рассказала. Но саму Анну никто не видел. Мне предстояло придумать, что она делала эти два года, как выживала. В фильме один персонаж – ребенок. И я очень долго не могла написать и вообще понять – ни эпоху, ни то, как они разговаривают. Были эти ощущения войны какие-то смутные, не было конкретного пути. Писала несколько раз варианты, которые меня полностью не устраивали. Я их даже не посылала Федорченко. Потом сказала: «Леш, ищи другого автора, потому что мне не удается почувствовать…». Но он не стал никого искать. И даже как-то мне сказал: «Ты созреешь, я подожду». Я в какой-то момент созрела. И стала продираться через свои проблемы касательно материала. Мы с Лешей обсуждали. Мы живем в разных городах и не так часто встречались, иногда в скайпе, я там писала. Я написала потом довольно быстро весь этот текст. И мы еще потом думали про усиление, он мне накидывал какие-то идеи. Я добавляла. Точечно как-то.

А что еще в работе?

Мы опять с Борисом Хлебниковым пишем сценарий для его нового фильма на основе документального материала про моряков. Еще пишу сценарий сериала для интернет-вещания – криминальная драма со всякими психологизмами и прочими делами. Мы сами придумали, а потом предложили. Практически нет никакой цензуры. Нас просили вообще не думать про это. Мы в большой свободе работаем, довольно острые темы поднимем. И когда закончу «Сердце мира» – свое во всех отношениях кино, начну думать про еще одно свое кино.