Анатолий Ледуховский. "Самобытность подразумевает традиции, а я это слово совсем не люблю"

26 апреля в ТЮЗе имени А.А. Брянцева состоится премьера спектакля «Обрыв». Постановщиком выступит известный театральный режиссер и педагог Анатолий Ледуховский. Режиссер ставит спектакли в России и за рубежом, руководит Домашним театром в Доме-музее Щепкина и преподаёт в ГИТИСе. Работы Анатолия Ледуховского отмечены многими престижными наградами, в том числе Высшей национальной театральной премией «Золотая маска».

Автором пьесы, написанной по мотивам романа И.А. Гончарова, является А. Я. Шапиро. История о любви и смене эпох оборачивается философской притчей о познании себя. В интервью ZN Анатолий Ледуховский рассказывает о своем отношении к Санкт-Петербургу, постановочной команде и собственном понимании творческого процесса.

Анатолий Владимирович, в Петербурге вы работали два года назад, ставя спектакль «Относительные ценности» в театре Комедии имени Н.П. Акимова. Что для вас значит этот город?

У меня всегда с Петербургом были непростые отношения – всё-таки я родился и вырос в Москве, что многое в моей жизни определило: мои вкусы, пристрастия, образ жизни – московские. Петербург для меня связан, в первую очередь, с работой и людьми, которые в процессе этой работы становятся частью моей жизни – кто-то на небольшой период, а кто-то и на всю жизнь. Я рад, что ваш город добавил в мою жизнь много нового именно в этом.

Герой романа «Обрыв» Райский – истинный петербуржец. Каков облик города и его жителей с вашей точки зрения?

В советское время Петербург меня сильно пугал, возбуждая разного рода генетические страхи. Сейчас всё иначе – город очень сильно изменился за последний десяток лет, он стал более европейским, в нём появилось много приятных мелочей, часто не доступных москвичам. В вашем городе до сих пор можно достойно и недорого пообедать, по пути много маленьких магазинчиков, доступных простым жителям, цены кажутся ниже… И, самое главное, на улицах чаще встречаются настоящие жители города – несмотря на обилие туристов, петербуржца выделить из толпы всё-таки возможно. В Москве давно этого нет. Об архитектуре и музеях я говорить не буду, считаю, что город должен быть расположен к жителям в первую очередь удобством, он должен быть доступен и щедр именно для них. Я бы не хотел жить в шикарном музее впроголодь, поэтому всегда оцениваю любой город не по количеству достопримечательностей, а по тому, как организована жизнь людей. Поэтому часто выбираю простое созерцание, сидя на лавочке, а не поход в музей – мне всегда люди были интересней культурных ценностей, ведь именно по жителям города можно судить о позитивных сдвигах в их жизни. Возможно, все эти изменения и удобства лишь кажутся приезжему человеку – ведь погрузиться в городскую среду Петербурга для меня практически невозможно, репетиции с утра до вечера, почти без выходных. Поэтому для меня питерская среда – это среда театральная, т.к. кроме людей театра я в этом городе мало кого знаю.

Никто никогда не знает, о чём получится спектакль

Ставили ли вы ранее в ТЮЗах? В чем самобытность ТЮЗа имени А.А.Брянцева?

Признаюсь, я не очень понимаю, что такое ТЮЗ как явление. Возможно, это связано с тем, что в московском ТЮЗе сыскать постановку для юного зрителя совсем не просто: уже много лет это – самый что ни на есть взрослый театр. Познакомиться с питерским ТЮЗом в той мере, чтобы было возможно говорить со знанием дела, у меня возможности не было. Конечно, я что-то успел посмотреть, даже что-то очень понравилось, но этого недостаточно. Да и, на мой взгляд, не нужно. Я был выбран руководством театра, значит они что-то имели в виду, значит им нужен постановщик такого типа, как я. Зачем? Это внутренняя кухня театра. Я просто должен сделать свою работу максимально искренне, а вот угадали с выбором режиссёра руководители или нет – это всегда становится известно гораздо позже, иногда даже спустя время после премьеры. Питерский ТЮЗ – театр со своей мощной историей, описанной и оцененной не один раз. Оценить самобытность нынешнего театра станет возможно тоже спустя время. Для меня это совсем неважно. Мне важно, чтобы артисты были способны на восприятие разного, на отклик – иначе ничего не выйдет. Я вообще считаю, что говорить о самобытности современного государственного театра – дело неблагодарное. Сейчас не это важно – самобытным может быть какой-то маленький камерный коллектив, а гостеатр связан таким непосильным планом, таким сумасшедшим графиком спектаклей, количеством премьер и другими обязательствами, что важнее становится разнообразие. Самобытность подразумевает традиции, а я это слово совсем не люблю. Я что-то «такое» знаю про своё дело, и это оказывается востребованным, значит мой взгляд на театр имеет право на существование. И, в каком бы я театре не ставил, – это всегда отличается, для кого-то в хорошем смысле, для кого-то в плохом. Главное, чтобы у каждого спектакля в театре был свой зритель. Глядя, как мирно уживаются на афише питерского ТЮЗа и Крамер, и Диденко, и Козлов, и Волкострелов, понимаешь, что если и говорить о традиции, то именно в этом смысле достойного сосуществования разного. Тогда появляется возможность и твоей работе найти своё место в этом разнообразии. А в так называемые самобытные театры, как правило, режиссёров «со стороны» не зовут.

Опять напишут – извратили классику, все пьют, дерутся и склоняют друг друга к беспорядочным связям.

На какую зрительскую аудиторию рассчитан ваш спектакль?

Спектакль для взрослых, на афише указано 16+. Но это не значит, что спектакль для любого зрителя этой возрастной категории. Тем, кто носится со словом «классика», как с писаной торбой, я бы мой спектакль не рекомендовал. Я ведь знаю, что опять напишут – извратили классику, все пьют, дерутся и склоняют друг друга к беспорядочным связям. Только почему-то никто не помнит о том, что именно об этом и написано большинство классических произведений русской, да и не только, литературы.

С чем связано ваше обращение к данному роману?

Обращение к роману – волеизъявление театра. И я считаю это правильным. Мне, как постановщику, сложно понять, какое произведение необходимо в репертуаре театра в данный момент, это прерогатива худрука, ему, как стратегу, гораздо видней. А мне, в принципе, для того, чтобы согласиться, вполне достаточно знать, что в основе пьесы лежит произведение Гончарова. Поэтому я выбор театра одобряю, так как это произведение не утратило своей силы и мне кажется достаточно актуальным.

Для Гончарова роман стал итоговым произведением, ставящим все точки над и. Для автора было важно нарисовать традиции старого и истоки нового мира, со всеми их противоречиями. Что существенно для вас в этом произведении?

Ну, сейчас-то мы уже хорошо знаем, что новое – это хорошо забытое старое. Я, конечно, всегда стараюсь смотреть на произведение из сегодня. Всё, что я знаю о людях, чаще черпал из жизни и сопоставлял с архетипами. Ставить о каких-то давних временах мне кажется не актуально в театре, т.к. театр – дело сиюминутное, дело сегодняшнего дня, и если герои пьесы неузнаваемы, несопоставимы с нами, то мне это совсем неинтересно. Поэтому зрителям, которые любят артистов, изображающих на сцене важных дам в исторических кринолинах, на моих спектаклях неуютно. Для меня существенно, что люди из этой пьесы мне знакомы, они окружали меня всю жизнь и поэтому я их достаточно хорошо чувствую. Всё остальное для меня менее важно, ведь главные смыслы в спектакле возникают в процессе репетиций, а не из умствований по поводу содержания той или иной пьесы. И спектакли часто сами решают, о чём они, и часто выходят совсем не о том, о чём мы предполагали. К тому же мы ещё только в середине пути.

Говорить о самобытности современного государственного театра – дело неблагодарное

Расскажите о своих впечатлениях от работы с актерами.

Я всегда боюсь сглазить. Актёр обладает очень сложным и сильно подвижным организмом, к тому же весьма хрупким. Знаете, как бывает – поначалу всё прекрасно, а в конце всё развалилось, или наоборот, всё складывается и становится понятным только перед премьерой. Сейчас я, в основном, репетирую с молодой частью труппы, которая оказалась достаточно восприимчива к моим мыслям и стилю работы. Пока хватает обоюдного интереса, идёт плодотворный диалог, мы прошли половину пути, и путь этот был, в основном, приятен. Но это мало о чём говорит, т.к. репетиции в репзале и на большой сцене – это как два параллельных мира. Пока я надеюсь.

Кто входит в вашу постановочную команду?

Со мной работает молодой театральный художник Андрей Щаев, выпускник факультета сценографии ГИТИСа, на котором я преподаю уже 21 год. Это третий наш совместный спектакль на большой сцене. Музыку написала тоже моя ученица – Мария Галкина, замечательная актриса и музыкант, которая играет в моём маленьком Домашнем театре в Доме Щепкина в Москве. Свет будет ставить Игорь Фомин – это та самая команда, с которой мы ставили спектакль «Относительные ценности». Главных персонажей репетируют артисты – Сергей Романюк из акимовского театра, Кузьма Стомаченко, Олег Сенченко, Анна Мигицко, Анна Лебедь (Кочеткова), Анастасия Казакова, Антонина Введенская, Кирилл Таскин, Илья Божедомов.

Обрыв – метафизическое пространство, куда попадают только решившиеся на поступок люди. Что для вас значит данная метафора?

Для меня обрыв – это скорее нечто всепоглощающее, чёрная дыра…

В чем сложность создания инсценировки большого романа?

Этот вопрос скорее адресован автору пьесы. Адольф Яковлевич выбрал из романа Гончарова те мотивы, которые были ему созвучны в процессе постановки собственного спектакля, который состоялся достаточно давно. Я выбирал из пьесы Шапиро уже то, что созвучно с моими мыслями и с сегодняшним днём. В таком большом произведении самое сложное вычленить те линии, которые тебе наиболее важны, ведь ты должен как бы вытащить нескольких героев из их многослойной жизни с огромным количеством персонажей их окружающих, и поместить героев в стерильную среду, где существуют только они. Это непросто.

Ваш спектакль будет о Художнике?

Скорее о несостоятельности наших притязаний и об иллюзиях, которыми мы часто бываем одурманены. Опять же, повторюсь, никто никогда не знает, о чём получится спектакль. Главное, чтобы у зрителя, расположенного к моему стилю, складывалась своя история. А если она будет отличной от того, что я хотел, это уже не так важно.

беседовала: Елизавета Ронгинская

фото: Сергей Тупталов