Террористические атаки в Париже настолько сильно потрясли Европу, что сейчас в обществах многих европейских стран меняется представление о том, насколько активно надо бороться с терроризмом. Даже в миролюбивой Германии, где традиционно сильны пацифистские настроения, на сегодняшний день большинство опрошенных респондентов высказываются за активное участие бундесвера в борьбе против «ИГ». Жесткие заявления последовали и из Москвы, где недавно официально объявили, что на борту А321 произошел теракт. На этом фоне наблюдается определенная солидаризация общественности Европы с позицией, которую занимает Россия по Сирии.
Ограничится ли сближение России с Западом лишь общественными настроениями или же эта тенденция перекинется на внешнеполитическую плоскость? Несмотря на солидарность по поводу того, что осуществляться эта борьба должна совместными усилиями, а также переговоры в рамках саммита «большой двадцатки», ни одна из сторон пока не демонстрирует готовности идти на уступки по ключевому – с геополитической точки зрения – сирийскому вопросу. Глава МИД РФ Сергей Лавров в интервью «Вестям» в очередной раз подтвердил, что Россия не рассматривает вопрос отстранения от власти Башара Асада. Отказаться от Асада Кремль на данном этапе не готов. Прекращение поддержки сирийского правительства, являющегося одним из наиболее действенных центров противодействия «ИГ» на земле, стало бы контрпродуктивным шагом с точки зрения эффективности продолжающейся антитеррористической кампании. Успешное же завершение этой миссии для РФ по ряду причин крайне важно – в том числе, и в свете уничтожения террористами российского гражданского лайнера.
Одновременно с выходом в эфир интервью Сергея Лаврова американский президент Барак Обама призвал Россию выбрать «между спасением сирийского государства и Башаром Асадом». По мнению Обамы, окончание гражданской войны в Сирии немыслимо в условиях сохранения у власти нынешнего президента, «утратившего легитимность». Из высказываний ведущих политиков России и США складывается впечатление, что камнем преткновения остается именно судьба Башара Асада. Но абсолютно очевидно, что в глобальной политике значение имеет не столько личность сирийского президента, сколько завязанные на нем политические, экономические и военные факторы. Ведь для Кремля важно преемственности проводимого им геополитического курса в том случае, если Асад добровольно покинет свой пост. Точно так же, как для Запада и арабских монархий важнее добиться реальных изменений во внешней и внутренней политике САР, а не номинальной смены руководителя государства.
Вывести Башара Асада из игры, создав переходное правительство, которое включило бы в себя, в том числе, представителей нынешней правящей элиты Сирии – задача не из легких. Следует заметить, что в западной прессе муссируется информация о наличии определенных противоречий между Россией и Ираном относительно дальнейшей судьбы президента Башара Асада. Согласно данным анонимных дипломатических источников, Москва готова рассмотреть варианты состава сирийского правительства без участия Асада, в то время как Тегеран выступает с непримиримой позиции и настаивает на сохранении действующей власти в Дамаске. Достоверность подобных информационных «вбросов» оценить сложно. Политика – искусство возможного, и в ходе закрытых для общественности переговоров по сирийскому конфликту могут прорабатываться самые разные варианты. Но следует учитывать, что ни в одном из вариантов решение кризиса без участия Ирана не представляется возможным. Во многом лишь благодаря широкой поддержке Тегерана и союзной ей «Хизбаллы» столица Дамаск находится под контролем правительства. О масштабах вовлеченности иранских военных в борьбу против «ИГ» свидетельствует число убитых в последние недели генералов КСИР в Сирии.
Ни для Ирана, ни для России сохранение власти Башара Асада в Сирии не является самоцелью, важно сохранение его политического курса. Замена Асада на более положительно воспринимаемую в международном сообществе фигуру была бы, возможно, даже выгодна. Но уход Асада сопряжен с высокими рисками. Насильственное отстранение его от власти, либо же его добровольный отказ от нее в условиях не стихающей гражданской войны, может обернуться правовым хаосом, разрушением и без того хрупкой внутривластной конфигурации в стране. Это, в свою очередь, может спровоцировать еще большее обострение гражданской войны, что неизбежно повысит вероятность окончательной дефрагментации сирийского государства и полное уничтожение конституционной власти.
Создание сирийского «переходного правительства», о котором часто говорят на Западе, предполагает выработку консенсуса между региональными и мировыми игроками, имеющими свои интересы в Сирии, и подразумевает включение представителей интересов каждой из этих стран в состав подобного правительства. Помимо того, что консенсус отсутствует в принципе, возникает также вопрос, насколько дееспособной может оказаться такая «сборная власть» (в особенности, в условиях войны с «ИГ»), и не разделит ли она судьбу других шатких коалиций, образованных исключительно вокруг одной общей цели (в данном случае – уничтожении «ИГ»), по достижении которых страны вновь скатывались в пучину политического кризиса? К тому же, нет гарантий, что все региональные и мировые игроки в дальнейшем будут играть по правилам в случае достижения согласия по поводу состава переходного правительства. Вместо того, чтобы идти на подобные риски, России и Ирану, тактически выгоднее продолжать поддержку законного правительства Сирии. Тем более, фактически судьба Сирии решается на поле боя – и в данный момент, когда правительственные войска демонстрируют военные успехи и освобождают ранее занятые боевиками территории, переговорные позиции Москвы и Тегерана лишь крепнут.
