Это слова из стихотворения Андрея Вознесенского о Майе Плисецкой. Традиционно в ноябре балетный мир вспоминает великую балерину. В этом году 20 ноября ей исполнилось бы 93 года. Памяти Майи Михайловны посвящена большая культурная программа.
Первое мероприятие прошло в музее Тропинина в рамках «Ночи искусств». В ночь на 5 ноября здесь открылась экспозиция сценических костюмов балерины «На бис!». Некоторые привезены из музея хореографической школы имени Плисецкой в Тольятти. Выставка открыта до 25 ноября.
11 ноября в Концертном зале им. С. В. Рахманинова (Филармония-2) состоится вечер, на котором покажут документальный фильма «AVE Майя»: известные танцовщики и хореографы – Владимир Васильев, Андрис Лиепа, Ролан Пети, Алексей Ратманский, Николай Фадеечев, Николай Цискаридзе делятся воспоминаниями о Плисецкой
А 26 ноября, Культурный центр Андрея Вознесенского приглашает на вернисаж. Поэт и балерина дружили много лет, вдохновляя друг друга на творческие поиски и открытия. Взаимодействию этих незаурядных личностей и больших мастеров посвящена инсталляции-перформанс из хроники и фонограмм, на фоне которых будут представлены портреты балерины, написанные разными художниками.
А завершится торжественная программа на сцене Кремлевского дворца 27 ноября -гала-концертом звезд мирового балета «Майя Плисецкая. Посвящение». В нем примут участие солисты Большого театра Евгения Образцова, Алена Ковалева и Якопо Тисси, а также Людмила Коновалова (Венская опера), Янг Гью Чой, Саша Мухамедов и Джеймс Статут (Национальный балет Нидерландов), Анжелина Воронцова и Иван Васильев (Михайловский театр) и другие. С номерами-посвящениями великой балерине выступят Илзе Лиепа, а также Юлия Махалина и Данила Корсунцев (Мариинский театр). Солист Национального балета Испании Серхио Берналь впервые в России исполнит «Болеро» в хореографии Рафаэля Агилара, а представит его известный хореограф и друг Плисецкой Рикардо Кью.
Представляем вашему вниманию небольшой фрагмент интервью Майи Плесецкой, которое она дала незадолго до своей внезапной смерти.
– Майя Михайловна, мы уже прожили уже полтора десятилетия в XXI веке. Какие у вас ощущения от этого нового времени?
– Последние годы – премия, которую выплатила мне судьба. Свободные, интересные, полные путешествий, встреч, работы. В горбачевские времена после ухода из Большого, а потом вовсе со сцены, нам с Родионом надо было позаботиться о хлебе насущном. И мы принимали предложения, поступающие из разных уголков мира, я участвовала в работе над спектаклями, он писал музыку. Это продолжается до сих пор. Это довольно трудно, но интересно и полезно во всех отношениях. Но, к сожалению, для большинства наших соотечественников последние годы имеют совсем другую окраску. Кто сейчас в России чувствует себя уверенно, безопасно, спокойно? Я таких не знаю.
– И что совсем нет повода для оптимизма?
– Я никогда не была ни пессимистом, ни романтиком. Я – реалист. В России люди во все времена живут тяжело, выживают. И раньше так было, и всегда. Гениальный поэт Андрей Вознесенский написал: «Человек на шестьдесят процентов состоит из химикалиев, на сорок из лжи и ржи, но на один процент из Микеланджело!» Иногда мне кажется, что и этот один процент исчезает на наших глазах. Мой отец, которого расстреляли в 1938 году, верил, что система человеческих отношений в новом строящемся обществе будет справедливее, чем в прошлых веках. Но десятилетия идут, а система человеческих отношений к лучшему не меняется.
– А искусство? А брак с Родином Константиновичем? Это же счастье?.. Не повод для оптимизма?
– Встречу с Родионом я считаю самым значительным событием в моей жизни. Нас познакомила Лиля Брик, которая обожала знакомить. И конечно – моя профессия. Это единственное, что меня никогда не разочаровывало. Я танцевала всегда только для зрителей. После ухода со сцены не танцевала ни разу. Что-что, а танцевать для себя мне в голову не приходило. Зрители всегда воспринимали меня с открытым сердцем. Может быть, поэтому я и живу так долго. Однажды в день рождения в Варшаве после спектакля две тысячи польских зрителей пели мне «Ста лят…». На мое 85-летие для меня в Париже в 11 часов вечера зажгли Эйфелеву башню. Закончился гала-концерт в мою честь, все вышли из театра и увидели сияющую башню. Надо знать, чего стоило французам пойти на нарушение правил. Обычно в 10 вечера башню гасят. Я была тронута до слез. Целью моей жизни всегда был танец. И эта цель достигнута – я танцевала. Хотя и ленилась все время.
– Вас же считают образцом трудолюбия и упорства, а вы говорите, что ленились!
– Если можно было сделать комбинацию один раз, я делала ее один, а не десять. Не всегда получалось фуэте, иногда выходило, иногда нет. Ну и что! И даже сейчас я думаю, что благодаря своей лености я сохранила ноги. Кто знает? У меня были очень хорошие данные, и при этом мне не очень повезло с педагогами. Я училась у Елизаветы Гердт. Представьте, стоят 30 детей у палки, и все стоят неправильно – на первом пальце, а надо на мизинце. И мы подглядывали за вагановскими учениками. Я у Вагановой занималась полтора месяца, и на всю жизнь мне хватило. Я стала танцевать по-другому. Гердт говорила: ты висишь на палке, как белье на веревке. «А как надо?» – спрашивала я. «Не знаю», – отвечала она. Ваганова же подходила и говорила всегда конкретно: «Переложи руку вперед – и ты уже не висишь».
– Что важнее в балете – музыка или движения?
– Музыка вызывает чувства, значит, она важнее движений. Движения вторичны. Не все артисты и хореографы этого не понимают. И многое зависит от дирижера. Под управлением дирижера Николая Голованова я танцевала в опере «Хованщина» Персидку. Едва начинала звучать музыка перед моим выходом, у меня мурашки пробегали по спине. И так на каждом спектакле. Но однажды встал за пульт дирижер Небольсин: мой выход, та же музыка, тот же темп, тот же оркестр. А все другое, никакого трепета. В тот момент я поняла, что такое дирижер. Если меня дирижеры спрашивали про темп, я всегда говорила: играйте, как написано у композитора в партитуре. «А как же быть, если кто-то из солистов не успевает?» – «Тогда пусть идет домой».
– А понятие «русский балет» существует сегодня?
– Конечно, но не как географическое явление, а как школа, которая победила во всем мире. Теперь везде танцуют одинаково: и в Европе, и в Америке, и в Азии. Современный балет технически сложнее. Раньше мы говорили: «Балет – это не художественная гимнастика». Сейчас балет и гимнастика сравнялись по сложности. Но, следуя за техникой, многие забывают про эмоции.
– Больше всего времени вы проводите в Германии?
– Мы часто бываем в России, живем в Литве, на родине моей матери. Там тихо, хорошо работается. Но моему мужу интереснее в Мюнхене. Он член всех немецких музыкальных академий: и Баварской, и Берлинской. С другой стороны, Германия – единственная страна, где не нужно жить мне. Выступала я там мало, и меня никто не знает. По улицам Токио, Буэнос-Айреса, Парижа, Рима, Мадрида пройти не могу – узнают, а по Германии хожу спокойно – автографов никто не просит.
